Школа Бюллербю в горах

История школы

Текст: Дина Зарецкая, сооснователь школы

Всё началось в июне 2014 года, когда несколько родителей спросили меня и мою коллегу, будем ли мы делать свою школу. Мы были сильно уставшие и немного потерянные, но решили, что если есть родители, которые хотят, чтобы мы занимались их детьми, и если нам по-прежнему всё это интересно и важно, то ответ однозначный — да, будем. 

Дальше нам пришлось решать множество вопросов, начиная с того, что же за школу мы будем делать. В тот момент нас больше всего привлекали модели Саммерхилла и парк-школы, и мы попробовали реализовать хоть какие-то элементы из этих школ, показавшиеся нам важными. Так, например, мы постарались дать детям выбор в том, что они будут изучать, хотя, конечно, предоставить большое количество студий мы были не в состоянии. Ещё мы попробовали организовать собрания, на которых преподаватели, дети и родители, как мы предполагали, могли бы вместе решать разные вопросы школьного быта, в том числе и конфликтные. И то, и другое в целом провалилось — как я сейчас считаю, у нас просто совсем не было опыта, хотя, конечно, другие причины тоже были. 

Что же у нас получилось? Получилось снять помещение, найти нескольких преподавателей кроме нас самих, сделать расписание, выкинув часть школьных предметов и добавив что-то, что нам казалось важным — например, групповые занятия с психологом или театральную студию. Получилось сделать общие прогулки для детей всех возрастов (на тот момент самыми старшими были пятиклассники), получилось очень много времени проводить с детьми, болтать и играть. А ещё как-то само собой получилось не слишком заострять внимание на академических успехах, несмотря на наличие расписания и, конечно же, сдачу аттестаций. Так уж вышло, что с самого начала нам казалось, что просто поговорить с ребёнком часто может быть важнее математики, хотя мы при этом продолжали искать наилучшие  способы объяснить этому ребёнку, как посчитать, к примеру, площадь. 

Сразу же выяснилось, что позитивный настрой мало помогает при полном расхождении мнений, и после долгих и часто непродуктивных разговоров группа родителей решила, что наш фокус не там, где нужно их детям, и в январе покинула нас. Это были те родители, которые хотели больше занятий. Мы вздохнули с облегчением и впервые поняли, что то, что мы делаем, не для всех (задолго до того, как оно стало по-настоящему не для всех!). 

Год мы закончили с меньшим составом, но с лучшим настроением, и придумали 2 важных изменения на будущее: мы больше не будем учиться 5 дней в неделю, а ещё мы будем начинать и заканчивать год выездными лагерями. Эти два нововведения действуют в Бюллербю до сих пор. 

Следующие 2 года мы посвятили тому, чтобы стать классными преподавателями, освоить самые разные методики, составлять супер индивидуализированные расписания, в общем, сделать, как нам казалось, всё для того, чтобы дети в психологически комфортной обстановке с индивидуальным и очень внимательным подходом с удовольствием проводили время и учились. И чтобы поняли уже, наконец, как считать площадь. Наша команда росла и менялась, рос наш профессионализм, мы старались учитывать опыт других школ, наш собственный, не боялись признавать ошибки и идти на перемены. Так почему же, несмотря на всё это, то одному, то другому ребёнку никак не удаётся  вычислить площадь?! 

Время шло, наше школьное сообщество крепло. С третьего года мы стали каждые 2 недели проводить родительские встречи, сумели сделать ремонт помещения своими силами, ходили в походы, старались делать занятия интересными и разнообразными, чередовали их проектами, погружениями, играми, старались игнорировать школьную программу везде, где это возможно, бесконечно совещались и обсуждали, что ещё мы можем сделать, изучали научную литературу, ходили на самые разные курсы. 

В 2017-2018 году мы, накопив опыт, снова вернулись к Саммерхиллу, изучили вопрос поглубже и вернули в Бюллербю собрания. На этот раз всё получилось! Дети сперва отнеслись к этому с недоверием, но затем подхватили идею того, что они могут что-то в школе решать, и разошлись на всю катушку. Я была счастлива — насколько у них загорались глаза, когда они предлагали что-то от себя, а все начинали это всерьёз обсуждать. Казалось бы — вот оно. Но нет. Дети, как обычно, очень быстро нашли колоссальную дыру в нашем нововведении. Все “важные” вопросы продолжали решаться без них. Да, они могли обустраивать школу, но как только речь заходила о разрешении на гаджеты или об отмене занятий и тому подобном — мне приходилось говорить, что нет, ребята, играйте тут в самоуправление, а эти вопросы решают за вас взрослые. Обнаружив такие ничем не обоснованные ограничения, дети начали потихоньку терять интерес, хотя и не полностью, поскольку даже такой ограниченный контроль над тем, что происходит в школе, был для них лучше, чем ничего. 

Нас очень расстроило то, что наше самоуправление оказалось профанацией. Мы стали думать, как мы можем увеличить время “свободы”. Перевернули с ног на голову наш календарь, сделали недели обычные, зачетные и проектные. На проектных неделях отменялись все регулярные занятия и дети могли делать, что хотят. Опробовали мы это осенью 2018 года, и на первой же проектной неделе увидели гораздо более счастливых детей. Сразу хочу отметить, что для нас счастье — очень важный показатель успеха. 

Итак, в то время, как мы активно пытаемся понять, как бы нам дать больше реальной власти собранию и наблюдаем счастливых детей, которым дали, наконец, свободу, в Москву из Голландии приезжают Питер и Кристел Харткамп и проводят встречу для тех организаторов школ и родителей, кого интересуют демократические школы. И мы подробно узнаём о школе Садбери. И понимаем, что вот оно — то, что нужно. Что все эти годы мы ограничивались полумерами, считая, что вот-вот найдём волшебный способ “заставить” детей получать удовольствие, изучая то, что, как мы считаем, им здесь и сейчас необходимо изучать. Да ещё и запоминать это! Меня всегда мучил вопрос — зачем им прямо сейчас уметь считать площадь? Почему? Ведь явно это сложно, это почему-то не укладывается в голове. Но я отметала этот вопрос, заменяя его другим — как бы мне объяснить им, что это непременно нужно, чтобы они захотели, а потом как бы мне так объяснить сам процесс, чтобы они навсегда поняли? 

При этом мы считали, что мы куда-то ушли от обычной школы (что с точки зрения психологического комфорта было абсолютно верно) и что у нас учиться лучше. Но тут вдруг стало понятно, что мы и обычная школа — просто разные сорта яблок, а Садбери — арбуз. И до чего же нам захотелось арбуз! Ведь что у нас, что в любой другой обычной или необычной школе, детей не спрашивают, что они хотят делать. Им просто в той или иной форме — жёстко или мягко — говорят, что они с 9 до 10 будут заниматься математикой, потом русским и так далее. А в Садбери — нет, никто не говорит. По правде. Мы поняли, что быть полицейскими мы больше не хотим, что хотим откинуть, наконец, наши предубеждения о том, что без Пушкина и дифференциальных уравнений жизни нет, что хотим делать школу по-настоящему демократическую и делать её вместе с детьми, а не для них, что хотим настоящего доверия и уважения. А площадь — да ну её, эту площадь! 

И вот, в январе 2019 года, мы глубоко вздохнули и сделали шаг в неизведанное. 

Встреча с Питером и Кристел Харткамп.
Фото: Ольга Горина

Надо отметить, что к этому моменту школьное сообщество было сильно больше, чем в 2014 году. Около 30 детей от 5 до 15 лет, все с самыми разными родителями, многие из которых не разделяли наше мнение. Мы, чрезвычайно увлечённые идеями свободы и демократии, не смогли сразу осознать, насколько чуждыми и где-то страшными они могут быть. К сожалению, обстановка среди взрослых накалилась. Из прошлого опыта я понимала, что наступил очередной переходный период, что вовсе не все захотят идти вместе с нами, и что это совершенно нормально — каждому своё. Но одновременно с этим пониманием было грустно, потому что всё это были живые, настоящие взрослые и дети, с которыми мы расставались после долгого совместного пути — и хорошо, если мирно, просто разойдясь во мнении, но часто с очень сильными переживаниями и обидами. Однако, как говорится — всё проходит, и это пройдёт — так что мы старались поддерживать друг друга и шагать дальше, принимая и этот жизненный опыт. 

Фронт работ был огромен: нужно было читать множество книг по Садбери, что-то переводить, всё обсуждать, выделять те элементы модели, которые мы можем внедрить максимально быстро, и, собственно, их внедрять. Помимо этого надо было привыкнуть к большому количеству документации и не утонуть в ней (а перед тем, как тонуть, её надо было всю самостоятельно написать!). А ещё, конечно же, надо было очень внимательно наблюдать за детьми и всячески им помогать, ведь у них тоже всё перевернулось. И когда-то надо было спать. 

Мы создали Рабочую группу из желающих сотрудников и родителей, согласовали процедуру её работы и в течение следующих месяцев встречались 2 раза в неделю, заранее оговаривая повестку встреч и ведя их протоколы (а ещё практически каждый день вели обсуждения в школе без повесток и протоколов). Цель этой группы была в осуществлении перехода Бюллербю к модели Садбери. Должна сказать, что несмотря на страшное переутомление всех участников, Рабочая группа оказалась очень эффективной, и мы прилагали максимум усилий к тому, чтобы она таковой оставалась. Очень важным было для нас и ведение протоколов, потому что оно делало весь процесс принятия решений открытым. Постепенно мы стали уходить от того, что один человек может единолично что-то решить за всю школу, что мне представляется невероятно важным. 

Итак, после окончания январских каникул школа впервые открыла свои двери без обязательного расписания уроков. Вот основные перемены, которые нам удалось запустить сразу: 

  • Мы не расстаёмся ни с кем из приглашённых преподавателей-предметников, так как договорённость с ними была на весь учебный год, и оставляем ту часть расписания, которая касается их занятий, однако ВСЕ занятия становятся абсолютно опциональными. Дети де факто не обязаны ходить ни на какие занятия. А те преподаватели, которые полностью поддержали переход на демократическую модель, полностью отменяют своё расписание и ведут какие-либо занятия ТОЛЬКО по запросу детей. 
  • Начинает свою работу Рассудительный комитет, или JC. Сложно переоценить важность этого комитета для Садбери школ, но также сложно переоценить сложность его внедрения в нашей стране. Ни на один перевод мы не потратили столько времени, как на перевод процедуры работы JC. Слова “суд”, “виновен”, “наказание” — все они совершенно обыденны для американцев и ужасны для русских. При этом если дети готовы проявить гибкость, попробовать и уже потом составить своё мнение, а также и поменять его, то взрослым это сделать чрезвычайно тяжело. Учитывая эти факторы, мы очень мягко и аккуратно начинали работу комитета, с готовностью очень быстро реагировать на возникающие проблемы и менять процедуру. 
  • Взрослые больше не отвечают единолично за всё школьное имущество, вместо этого оно будет передано соответствующим комитетам, когда они будут созданы. До создания комитетов всё школьное имущество убрано, и пользоваться им никому нельзя. Дальше члены комитета могут выдавать другим членам сообщества сертификаты на пользование теми или иными вещами, после ознакомления с правилами их использования. 
  • Гаджеты разрешены. 

Конечно, было много более мелких нововведений, но эти четыре кажутся мне основными. Ни про одно из них нельзя было сказать: “Это точно так же происходит в Садбери”, но мы сразу понимали, что наш путь к созданию по-настоящему демократической школы — длинный и тернистый, а также полный компромиссов, да и просто ошибок. 

Что же произошло? Многие дети срочно побежали договариваться о занятиях и составлять себе расписание. Моментально возник комитет по музыкальным инструментам (оказалось, что самая нужная вещь в школе — пианино, без всего остального можно жить!), а заявления о нарушении правил в Рассудительный комитет никто писать не хотел, потому что пока было непонятно, что это за штука такая. И, конечно же, часть детей засела за телефоны и компьютеры, которые они быстренько принесли из дома. А мы стали наблюдать и волноваться. 

Честно признаюсь, было страшно. Ведь мы, несмотря на самый разный опыт всей нашей команды, нырнули с головой, не зная глубины. Выручало то же, что и всегда — постоянная работа и обсуждения того, что происходит в школе. И через пару недель мы обнаружили интересную вещь: обстановка в школе стала менее агрессивной, количество конфликтов заметно уменьшилось. Это было, наверное, первым моментом успокоения, причём мы его совершенно не ожидали, да ещё и так быстро! На самом-то деле это логично — когда кучу детей принуждают что-то делать минут 40, а потом они все оказываются в одном ограниченном пространстве с желанием выплеснуть всю скопившуюся энергию, конечно, она будет регулярно выливаться друг на друга. А тут у них появилась возможность делать то, что они хотят, тогда, когда они хотят. И пропала необходимость делать то, что сами они не выбирали. 

Меж тем дети, обнаружив, что никто действительно не гонит их на занятия, постепенно переставали на них ходить — кто-то на часть, кто-то на все. Я говорю, конечно, не про всех, но про большинство. Естественно, были те дети, для которых занятия были чем-то интересным или важным, но если у ребёнка отсутствовал интерес, если его/её мотивация была внешней, а не внутренней, то рано или поздно занятия в стандартной форме переставали его/её интересовать. Кому-то было легко себя занять, кто-то слонялся и не понимал, что делать. Рассудительный комитет набирал обороты. Появились комитеты по настольным играм, по игрушкам, по канцтоварам и творческим материалам, по уборке. Лодка медленно плыла по течению, и, конечно же, привела к вопросу гаджетов. 

С самого начала было ясно, что свободное пользование гаджетами будет камнем преткновения для многих. Так оно и вышло. Ощущение было такое, будто мы попали в водоворот страхов, игр, научных теорий, возрастных рейтингов, блоггеров, мультиков, зависимостей, соцсетей и прочих радостей жизни. Мы обсуждали сами, с родителями, с детьми, синели и зеленели, писали документы для комитета по гаджетам, потом всё отменяли и писали заново. За каких-то 4 месяца мы ввели возрастные рейтинги, отменили возрастные рейтинги, снова ввели, но с расписанием по времени, ограничили возможность играть в игры одной комнатой, ввели чек-листы и обязательные перерывы, сертификацию игр, и наверняка я ещё многое уже забыла. Наша цель была, с одной стороны, ни в коем случае не запрещать, а ещё подключить детей к разговору и решению этого вопроса и хоть сколько-то сгладить панику. На удивление — получилось, хотя временами было ощущение, что мы все, как Сизиф с камнем. Важное уточнение: все эти изменения принимались только через Школьное Собрание, большинством голосов, мы ревностно следили за тем, чтобы ничего не решить “тайком”. 

Что ещё сказать про наш переходный период? Он только начался, и он будет длиться годы. Дело тут не в детях, они гораздо быстрее нас осваивают всё новое, также и с демократической структурой — у меня стойкое ощущение, что они уже лучше меня чувствуют, как она должна работать. Дело в нас, во взрослых. Для школы типа Садбери очень важно, чтобы сотрудники по-настоящему доверяли детям, не сомневались в них, а наоборот, помогали им крепко стоять на ногах, освоили весь школьный быт, включая ведение разных бумаг, научились просто быть рядом, а не вести за собой. В большинстве случаев у нас самих нет опыта такого отношения к нам, не говоря уже о демократии, вот и получается, что нужно аккуратно взрастить в себе эти качества. 

Получается, что, как всегда, впереди нас ждёт гора работы, захватывающей и сложной, но точно скажу, что мы уверены: то, что мы делаем — хорошо и правильно. Наконец-то ушли наши метания на тему: “Как научить”, “Как объяснить”, “Как заинтересовать” и все подобные. Их заменили размышления вроде: “Как помочь им понять, что они всё могут сами”. И вот уже полгода, как мне не пришлось ни одного ребёнка заставлять считать площадь квадрата ABCD! 

Пару слов про наш первый демократический майский лагерь: он был совершенно прекрасный. Впервые за 4 года мы не придумали никакой развлекательно-учебной программы. И оказалось, что она не нужна. Дети общались и играли, мы делали то же самое, отдельно и вместе. Кто-то занимался музыкой, кто-то много гулял, кто-то придумывал свои игры, а кто-то играл в уже существующие — как спортивные, так и настольные. Старшеклассники готовились к экзаменам — столько, сколько им хотелось, в любое время дня. Были, конечно, и костры, и дежурства по кухне, и очень интересные дела на JC, но в основном было просто спокойно и хорошо. Так хорошо у нас в лагерях, мне кажется, ещё не было.