В школе Садбери нет программы. От слова совсем. Никто не решает за детей, когда, что и как им изучать и делать. Я уж не говорю о том, что никто не проверяет и не оценивает полученные знания. Здесь уверены, что ребёнок любопытен от рождения и по своей природе стремится познать мир вокруг себя, чтобы вписаться в него и выжить в нём. Для того, чтобы развивалась его уникальная личность, ему нужно пространство, время, уважение и поддержка, а не классно-урочный план или даже не заботливо подобранные для него занятия и ресурсы по разным темам. Поэтому в школе Садбери также нет заранее продуманных и подготовленных кем-то занятий или студий. Зато уважения и поддержки море…
Я не буду здесь писать о том, как и почему любой ребёнок, находящийся в безопасной среде, будет активно познавать мир вокруг себя, отрабатывать всё новые и новые для него навыки и находить всё более сложные задачи. И как принуждение к образованию может ломать эти механизмы. Это отдельная большая тема, которую к тому же гораздо лучше меня описали разные умные люди (из последних, попавшихся мне книг, например, «Садовник и плотник»). Я хочу поговорить только о степени вмешательства сотрудников школы в образовательный процесс учеников.
Так вот. В школе Садбери сотрудники никак не пытаются влиять на то, чем занят ученик. Это означает, что не только никто не предлагает ученикам, чем бы им заняться и что бы им узнать/изучить/сделать, но даже если у кого-то из детей возникает какое-то желание или интерес, и он обращается за помощью к сотруднику, сотрудник старается в ответ предложить ученику что-то такое, что позволит ему максимально самостоятельно разобраться с этим вопросом.
Один из примеров, который мне приводила Ханна: если кто-то захочет что-то узнать по математике, он скорее всего попадёт к Дэнни — самому большому эксперту в области точных наук в школе. Дэнни предложит ученику книгу (или ресурс) и скажет изучать его и возвращаться, когда появятся вопросы. Конечно, возвращаются далеко не все. А кто-то возвращается пару раз, но потом всё равно перестаёт. Но кто-то продолжает двигаться (и, например, становится потом профессором в MIT, как Сэт Садофски). Я задумалась. А что, если интерес у ребёнка есть, но не настолько сильный, чтобы продираться самому? При этом, если кто-то будет рядом и немного поможет, подтолкнёт, увлечёт, интерес вполне может развиться и принести хорошие плоды. На это Ханна ответила мне, что тут нужно быть очень осторожным. Чтобы не отвлечь такими действиями ребенка от чего-то другого, чем он способен будет увлечься по-настоящему. И что никто не сможет распознать настоящий интерес ребёнка лучше него самого.
Если ребёнок проявляет какой-то интерес, но ему трудно определиться с деталями (например, хочу изучать язык, но не знаю, какой выбрать: французский или испанский), стафф поговорит с ним, позадаёт вопросы, чтобы помочь сформулировать более чёткое понимание. «А зачем тебе язык?», — «Я хочу путешествовать», — «А куда бы тебе больше всего хотелось поехать», — «в Мексику», — «Тогда, наверное, тебе стоит изучать Испанский».
При этом нельзя сказать, что сотрудники вообще ничего никогда не предлагают сами. Как я с радостью для себя обнаружила, в Садбери нет никаких догм в этом и многих других отношениях. Но если предлагают, то не часто и с большой осторожностью. Чтобы ученик не воспринял это как что-то, что от него ожидается. «Я тут книжку прочитал – мне кажется, тебе она может понравиться».
Впрочем, даже здесь нет какого-то универсального подхода, применяемого всеми. В школе работают очень разные люди и все они выстраивают отношения и действуют по-разному. Например, Скотт, который раньше был учеником школы, рассказывал мне такой эпизод: когда он перешёл в Садбери из обычной школы, то ему сразу не понравилась сотрудница Джоан, потому что она вечно совала нос в его дела, предлагала, как и что лучше сделать, что сразу напомнило ему его школьных учителей… Но через какое-то время он разобрался, что она это делает не потому, что он ребенок, а она взрослая, а потому, что это её стиль общения. Со всеми без исключения. И это изменило его отношение.
Мы в Бюллербю тоже много говорили и спорили на тему невмешательства и вывели такую «формулу»: вмешиваться и предлагать что-то можно тогда и так, как сделал бы это с другим взрослым человеком. Я поделилась ей с сотрудниками Садбери и они её подтвердили )